Форум » Архив отыгрышей » [the third degree - 16.12, 22.00] » Ответить
[the third degree - 16.12, 22.00]
Eva Asbert: Локация: рабочий кабинет Аватариата, Министерство Магии Персонажи: Farley Nott & Eva Asbert & Millicent Bagnold
Ответов - 3
Eva Asbert: Да разве мы прожили б друг без друга, Мой милый, если б не было войны? Они мечтали просыпаться под пение птиц и громкий топот внуков. Мечтали сидеть у озера в саду и кормить уток. Он бы вынимал свои зубы перед сном, а она бы обязательно носила огромные очки. И он все так же целовал бы ее в плечо своим беззубым ртом и она не видела бы его, но знала бы без сомнений, что это он. И смотря на него сквозь огромные стекла своих очков, она не видела бы слабого, изможденного жизнью старика, нет. Она бы видела его таким, каким увидела в первый день их встречи, таким, каким он был, когда родилась Саша. И он смотрел бы с умилением и нежностью на ее морщинистую шею и посеревшие глаза, потому что он был с ней, когда ее шея еще была упругой, а глаза карими. И они видели бы друг друга теми, кем они по настоящему являлись, а не теми кем их сделала жизнь. И они бы видели друг друга, потому что больше было бы некому. Ведь они мечтали прожить всю свою старость друг с другом. А теперь она осталась совершенно одна. Одна со своей старостью. Она поседела за ночь. Легла спать женой, а проснулась вдовой. Саша зашла в ее комнату рано утром со словами "мама", и увидев ее громко заплакала. Ева не стала успокаивать дочь. Саша плакала уже вторые сутки, ей это было полезно. Ева была рада, что дочь нашла в себе силы смириться и оплакать отца. Хоть кто-то, повторяла она смотря на дочь, хоть кто-то тебя оплакивает. Сама Ева оплакивала лишь себя и свою ушедшую жизнь. Она понимала, что то, что она переживает сейчас, будет ничем по сравнению с траурной тишиной, которая встанет в ее доме, когда шум вокруг Радикалов утихнет, когда ее родственники вернутся по своим домам, а Саша - в Хогвартс. Она боялась допросов, боялась Азкабана, но единственное чего она боялась еще больше было этой тишины. И этот страх сковал ее, не давая возможности продумать стратегию для допроса, мешая ей собраться мыслями и наперед знать, что следует отвечать. Тогда она решила начать молиться. Достала Тору, подарок матери на свадьбу, и читала ее так внимательно, словно в ней был спрятан покой. На допрос ее вызвали следующим же днем. Она лишь глубоко вздохнула прочитав письмо. Не идти она не могла, идти - было страшно. Она тогда опять заплакала, потому что рядом не было того, кто смог бы сказать что ей делать, что говорить и о чем следует молчать. Осознание ее полного одиночества вновь нaстигло ее. Тогда она решила вновь начать курить - курение ее успокаивало, а ей нужно было успокоиться. И в кабинет к своему допросчику она зашла с зажженной сигаретой, вынимая ее только чтобы поздороваться. Может быть ее поведение и шло против всех правил этикета, но шла война и этикет принадлежал к вчерашним хлопотам.
Lee & Heath Nott: Ли здесь не должно было быть. На его месте в данную минуту должен был сидеть его брат. И это спину Кристофера сейчас должен был буравить ледяной взгляд Бэгнолд, которая тут, в общем-то, тоже находилась не в виду поручения свыше. Нотта вполне бы устроила изначально заявленная кандидатура Боунс - та хоть и кружила возле гнезда стервятников Визенгамота, однако на допросах никогда не ставила себе в задачу «потопить» подсудимого. Так, как на то всегда была настроена Бэгнолд, чьим негласным девизом по праву считалось «невыносимых людей нет, есть только узкие дверные проемы». Нет, Боунс могла скрупулезно расспрашивать, внимательно слушать и вслушиваться, делать миллиард пометок, точно выстраивая на листке пергамента хитро закрученную головоломку, взвешивать полученную информацию, снова пускаться в вопросы - и только затем приходить в выводу. Кук как-то раз сказал, что её метод как нельзя точно соответствует поговорке «семь раз отмерь, один раз отрежь» - но, во всяком случае, приговоры Боунс всегда были совершёнными. А в случае же с Бэгнолд и Фаджем шла погоня за показательным количеством, а не качеством. Демонстрация эффективной работы судебного аппарата: бескомпромиссного и карающего. И неважно, за дело ли или просто - задело и прокрутило в мясорубке. Впрочем, далеко не эти размышления вводили Фэрли в уныние. Нет. Невольно, на автомате, он проводил параллели со своим старшим братом. И почему-то сравнение шло далеко не в плюс Фэрли на нынешний момент. Кук бы с легкостью провел бы этот злосчастный допрос. Для него вообще никогда не составляла труда болтология. Он бы не двигал то к себе, то от себя уже давно смявшийся блокнотный лист со сливающимися воедино кривыми строчками. Он бы совершенно точно не консультировался со стариной Дандером, чтобы тот хотя бы приблизительно припомнил, какие вопросы он сам задавал на допросах и записал в этот самый мятый блокнот. На этом жестком стуле изначально должен был сидеть Кук, а не он, Ли, не особенно блещущий словесными оборотами, зато чувствующий себя в действии как в родной стихии. Ведь для того он и поступил в свое время в Академию хит-визардов - чтобы выслеживать и ловить, а не вести беседы за столом. И Боунс, будь здесь вместо Бэгнолд Боунс, всегда с пиететом относившаяся к своим цепным зайцам, банальным присутствием спасла бы положение на все сто, взяв на себя весь контроль и все проведение допроса и разрешив Ли, в общем-то, просто присутствовать при расколе звезды. Тогда бы все проходило как надо в понимании Нотта: судья ведет процесс, а он обеспечивает безопасность мероприятия. И всех бы все устраивало. И все чувствовали бы себя в своей тарелке. Как же, все-таки, невыносимо жаль, что в реальности не имеет места быть частица «бы». Как же, все-таки, невыносимо жаль самого себя, что в реальности имеют место быть вполне себе реальный он, Фэрли Нотт, сцепивший свои большие ладони в кулаки и глядящий вниз, на исписанный почерком Гвинна блокнот. Да откинувшаяся на спинку стула Миллисент Бэгнолд, пускай и несколько ушедшая в тень, но, в общем-то, тоже вполне себе материальная. И, раз уж мы заговорили о материи, можно для галочки отметить и тот факт, что Миллисент доводилась Фэрли двоюродной теткой. Только Ли, в отличии от своих братьев и сестры, был неблагодарным племянником и контактов никогда не стремился поддерживать со своими величественными родственниками. А с тех пор, как его торжественно выжгли с родового древа, так и вовсе перестал восприниматься как достойный внимания элемент. Ну и, кто знает, может, Миллс сейчас тоже сидит и думает: «н-да, а вот если бы вместо этого дурня тут был Кристофер...» Но, что ж поделать. Они оба присутствуют в кабинете, объединенные одной на двоих напастью. Граблями, на которые наступили не сговариваясь. Они оба делают сейчас одолжение, замещая кого-то. И они оба, опять же, не сговариваясь, синхронно поворачивают головы в тот момент, когда в их скромную обитель, прервав сей молчаливый тет-а-тет, вплывает окрыленная вонючими табачными клубами дыма виновница торжества, в честь которого они тут и собрались. - Здравствуйте, - вежливо сказал тогда Ли, поднимаясь со своего места, дабы отодвинуть даме стул, на который она смогла бы сесть. Во-первых, потому что этикет должен соблюдаться всегда, даже несмотря на войну и природные катаклизмы - это единственное, что Ли уяснил для себя из воспитательных бесед. Во-вторых, заодно размял ноги, чего уж там. Вроде, всего пять минут просидел, а жопа откровенно затекла уже. Стопроцентно Миллс заранее пришла и стул ему самый жесткий подобрала чисто из вредности. Миллс, к слову сказать, на все эти церемонии с высокой колокольни плевать хотела. Только руки на груди сложила и поудобнее устроилась. У неё-то, небось, там под задницей пуфик в наличии имеется. Сидит там, как на троне. Теневое правительство, понимаешь ли. - Итак, сразу к делу. Быстрее начнем, быстрее закончим, - очень сомневаясь в собственных словах, произнес Нотт. Хмыканье Бэгнолд тому было подтверждением. Но морщился Ли, проводя ладонью по бородке, вовсе не на издаваемые звуки. Не-а, морщился он и смотрел с неодобрением на зажженную сигарету, мельтешащую на противоположной стороне стола. Лично его курящие и зашивающие за воротник дамы отталкивали. И промелькнувшая изначально мысль «красивая» теперь дополняется существительным «пепельница». Красивая пепельница. Но это он уже отвлекается на нюансы. - Миссис Асберт, отрицаете ли вы причастность к радикалам? Впрочем, пальму первенства Нотту так и не дали подержать. - Я полагаю, глупо отрицать факт своей причастности к деятельности левых радикалов, когда у нас имеются все списки на руках, - раздался убийственно спокойный голос Бэгнолд из тени. - Согласно информации, поступившей от компетентного лица, вы и ваш муж, Бенджамин Асберт, с ноября тысяча девятьсот семьдесят седьмого года входили в состав группировки, организованной Итаном Вэллоном. Не так ли, миссис Асберт? Нет, ну не стерлядь ли эта Бэгнолд? - возмущенно подумал Нотт. А он тут сидел, гадал, справится он или не справится? Да чтоб ей икалось долго и мучительно. Послал же Мерлин родственничков, называется. Открытия, сплошные открытия! Надо было сразу догадаться, что у этой мегеры в рукаве козырь имеется. То-то улыбка её столь загадочной показалась при встрече. - Нам необходимо услышать от вас внятно озвученные ответы на четко поставленные вопросы, - продолжал все тот же голос. - Признаете ли вы сказанное мной ранее, как признаете и тот факт, что руководил вами Итан Вэллон? В чем заключались указания, которые давал вам с мужем Вэллон? О чем пропагандировал на собраниях Вэллон? Миллс не блефовала. И Нотт почему-то знал, что на все поставленные вопросы она прекрасно знает ответы и без этой Асберт. Но вот Бэгнолд кладет руки на стол и выдвигается на свет. - Позвольте дать вам мой совет, миссис Асберт, - куда более благожелательным тоном говорит она, - либо вы остаетесь верны своей роли психолога-терапевта, к каковой вы привыкли в великосветских салунах, либо вы благоразумно соглашаетесь сотрудничать со следствием. Встреча в Визенгамоте и потенциальное соседство с идейным лидером движения или со спокойной совестью прямиком из этого кабинета домой, к дочери, зная, что вас более эта тема никак не касается? Моя сестра всегда отзывалась о вас, как о женщине с живым умом. Выбор за вами, миссис Асберт. *** «Раз у женщины грустные глаза, значит, у неё в организме что-то не в порядке. Либо она истеричка, либо почками страдает, либо вообще чахоточная», - тоном, так похожим на тон Бэгнолд, подметит несколькими часами позже Ваблатски в мимолетном разговоре. А Ли подумает, что ему даже жалко немного стало эту самую Еву Асберт. Пускай она даже и курящая.
Eva Asbert: … люди в большинстве своем ни плохи и ни хороши. Они просто недостаточно умны, только и всего.© Ей рассказывали, что даже в детстве она просыпалась с улыбкой на лице. Было это, надо полагать, году в сорок третьем, может в сорок четвертом. Представляете себе: кругом война, бомбардировщики, эвакуация, а она лежит себе и улыбается. Верно с тех пор улыбка и стала неотъемлемой частью ее. Многое в жизни можно было смягчить, разрядить и обернуть к лучшему простой улыбкой. Она рано поняла силу которую несет в себе простой жест и использовала ее без зазрения совести, только горько, что не всегда можно было пересилить себя и вытянуть улыбку на лице. И пусть сегодня, с улыбкой на лице, она была бы похожа на шута, все равно, интеллигентный человек должен проигрывать с улыбкой, а она проиграла эту войну еще до ее начала. Это она сейчас поняла. И слова Бэгнолд о живости ее ума даже где-то насмешили своей иронией. Будь она так умна, как казалась, что бы она сейчас делала на этом месте, за этим столом, с этими людьми? Будь она хоть немного живее, шустрее и она не была бы сейчас вдовой. Она положила на стол свою сумочку и перевела взгляд с сумочки на фигуру в тени перед ней, а затем на аврора сидящего подле нее, но останавливать взгляда на нем не стала. Она никогда прежде не видела его и от этого присутствие его лишь давило на нее. Она чувствовала себя скованной, стеснённой и обманутой. В отправленной повестке было отмечено, что расследовать ее дело будут Кристофер Нотт и Амелиа Боунс, с обоими из которых она так или иначе пересекалась. Она подготовилась к встрече с ними, именно с ними и лица новые сбили ее с толка, делая ее еще более настороженной. Она долго не отвечала на их вопросы, зато усердно рылась в сумочке пока на свет не появились пачка сигарет, магловская зажигалка и ручное зеркальце. Пепельницы на столе не было и она посчитала не нужным доставать волшебную палочку и в лишний раз настораживать ее допросчиков. Зеркальце открылось с тихим щелчком и она бросила быстрый взгляд на мелькнувшее в нем отражение, прежде чем положить его на стол. Новый цвет волос ей не шел, он был слишком темным и создавал слишком большой контраст между цветом ее кожи и светло-карими глазами. Она подвела сигарету к зеркальцу, постучала по ней и тлеющий пепел сигареты упал на увеличительную сторону зеркала. Она хотела вновь поднести окурок к губам, но тлеющий окурок выглядел правильно там где сейчас находился и она держала окурок над зеркальцем пока он не потух, и лишь затем достала новую сигарету. Прижав ее между губ она щелкнула зажигалкой раз, другой, третий, почувствовала, что пальцы задрожали и протянула ее аврору. - Вы не могли бы быть так добры? Голос звучал глухо, в горле першило и ей хотелось встать и убежать, но вместо этого она наклонилась ближе к молодому человеку и впервые посмотрела ему в глаза. Они были такими же голубыми, как и у Нотта, и черты лица у них были схожи. Где то в памяти вспыхнули искры воспоминаний - светлые волосы и крупные ладони смешались с грациозной походкой и именем "Маргери". Ева чуть наклонила голову к плечу и не отрывая глаз от его, прильнула еще ближе и прикурила. Память подсказала, что фамилия Маргери тоже была Нотт и Ева осела, как вовремя снятое с огня молоко. Ее любопытство было удовлетворено. Больше своего внимания она аврору не уделяла. Отслонивший на спинку жестокого стула, она сделала глубокую затяжку и положила левую руку на живот, поддерживая локоть руки с сигаретой. Глаза ее теперь были полностью сосредоточенны на Бэгнолд, на том как она смотрит, как сидит, как дышит... Ева про себя прикинула, что скорее всего судья не блефует, в конце концов о существование такого списка она знала наверняка. Ева выпустила облако дыма, словно пытаясь скрыть себя им. - Не стоит мне угрожать или льстить, миссис Бэгнолд. Я достаточно высокого мнения о себе, чтобы Вам не было нужды повторяться и достаточно хорошего понимания о своем положение, чтобы осознать всю серьезность. - она нервно провела рукой по волосам, чувствуя не привычную их мягкость, а наоборот - твердые, жесткие волосы. И сама она себя сейчас чувствовала такой же - твердой, жесткой. - Да, мой муж, она подчеркнуто произнесла это слово, ныне покойный, состоял в ряду Радикалов с 1977-ого года. Точной даты я не помню. Вообще-то это был декабрь. И да, Итан Вэллон есть... являлся главарем их шайки. И целью этой группы было уничтожить всех последователей Того-чье-имя-нельзя-называть, и я предполагаю, что иногда их жертвами могли быть и просто чистокровные волшебники. Я признаю, что все это правда. Она сделала еще одну затяжку и снова стряхнула пепел с окурка в зеркальце. - Тем не менее я не понимаю как в этом списке могло оказаться мое имя. Я никогда не была политически активна, и вы прекрасно знаете, что я чистокровна. С какой стати я должна была вступить в ряды организации, которой ненавистны были такие, как я и моя семья? У моего мужа были свои причины для присоединения, причины которых не было и не могло быть у меня. Она неожиданно для всех подалась вперед, облокотившись на стол, мня окурок в самодельной пепельнице и голос дал слабину, задрожав, когда она решила просить о понимание. - Миссис Бэгнолд, я вас молю, не забывайте как это, быть женщиной в нашем чистокровном обществе. Нам не всегда удается найти истинного спутника жизни в человеке, которого нам выбирают наши родители. Я пыталась быть хорошей женой Бенджамину, я пыталась построить иллюзию того, что мы с ним идеальная, счастливая пара всю свою жизнь, и я помнила, что превыше всех моих долгов стоит мой долг жены и матери. Я знаю, что мне следовало придти в авариат и признаться в содействие моего мужа, но как вы прикажите мне предать отца моей дочери? Если я и виновата, то лишь в том, что выполняла свой долг женщины и жила по законам созданным нашими же старейшинами. Она тяжело дышала, в глазах не стояли слезы, но она была на грани. Поистине, в ней Англия потеряла талантливую драматическую актрису. Хотя почему же актрису, Ева действительно верила в большинство того, что она говорила, а если убедить себя, то остальные становятся лишь формальностью.
полная версия страницы