Форум » Архив отыгрышей » [she stopped loving her today] » Ответить
[she stopped loving her today]
Garaii D'Israeli: Время: 23 марта, 1998 года Локация: Эгль, Во, Швецария Участвующие персонажи: Garaii D'Israeli Краткий сюжет: [...] Но я знаю, рано или поздно, Памяти тяжелой на подъем Мне напомнит музыка о несуществование твоем И тогда то, обратясь к долинам Где текли минувшие года Я пойму, что свет сошелся клином На тебе одной и навсегда. [more]У меня был план. Ты не дала ему воплотиться в жизнь. Я сделала новый план. Я его воплотила. [/more]
Ответов - 1
Garaii D'Israeli: Она не чувствовала своего возраста. Это случилось так неожиданно. Старость пришла неожиданно. Она сама встала на рассвете, впервые за долгие годы, села на кровати и смотрела со своего окна на то, как солнце поднимается из-за холма и прогоняет прочь тьму. Небо окрасилось сначала в фиолетовый, затем в синий, красный, оранжевый и лишь затем в небесно-голубой цвет. Она смотрела на небо и ждала момента, когда большое белое облако заслонит солнце и образует новый нюанс на небе. Она ждала. Небо было безоблачным. Чувство необъяснимой паники сжало ее сердце и она почувствовала, что она не может дышать. Радио, которое было настроено на 6:30, включилось. По радио играли популярную на тот момент в Америке песню "My One True Friend". Голос Мидлер всегда действующий на нее успокаивающе, разрезал тишину комнаты скрежащим голосом. Она прижала ладони к ушам и сильно зажмурилась, будто пытаясь защититься от нападений пустой комнаты и старого радио. Песня продолжала отдаваться эхом в ее голове. And now, is it too late to say How you made my life so different in your quiet way? I can see the joy in simple things, A sunlit sky and all the songs we used to sing. Она не верила, что перед смертью вся ее жизнь пролетит перед глазами картинками из слайд-шоу, как на шаблонных американских свадьбах. Она верила в один большой портрет, который подведет итог всей ее жизни - ты была здесь и ты повлияла на жизни вот этих людей, и теперь у тебя есть милая фотография, чтобы навсегда их помнить. "Смотри пока умираешь. Запоминай. Потом, на небе, мы будем проводить опрос." Она всегда так думала. Ей казалось, что они с Фред об этом даже говорили. Да, да, конечно же говорили. Ведь они говорили обо всем. Они сидели на скале недалеко от одного из многих B&B в которых они оставалось в тех далеких 80-ых и обсуждали что случится если одна из них внезапно упадет. Фред тогда взяла ее за руку и со всей серьезностью на какую она только была способна в четыре часа утра, сказала - Если ты прыгнешь, то прыгну и я. В прошлом году она пошла на премьеру "Титаника" и долго, от души смеялась над сценой с похожим диалогом. Смех был не истеричным, нет, просто еще в 80-ом их обоих не оставляло чувство того, что за ними кто-то следует и собирается снять о них фильм, записывая каждое их слово. У них обоих был странный вкус в музыке. Странный по совершенно разным причинам. Фред нравились песни смешные, современные, ритмичные, а ей же наоборот - спокойный джаз или соул. Но бывало словно ниоткуда они могли вместе начать петь во всю мочь Hit the road Jack! или со всей сексапильностью на кою были способны их поистине ужасные голоса завыть Lets get it on. В такие моменты Фред со смехом напоминала ей об их бедном шпионе, у которого обязательно должны были перелопаться барабанные перепонки. Мало ему, отвечала она тогда Фред, его никто сюда не приглашал! Я вообще сюда никого не приглашала. Ты просто как всегда нагло навязалась. Твое счастье, что ты тоже любишь куриные ножки, а то мне пришлось бы тебя бросить. Вот так вот и бросить?, усомнившись в ее искренности спрашивала Фред, Даже не смотря на то что без меня ты была бы просто грустной еврейкой бальзаковского возраста, которая уже не знает о чем говорить с мужчинами, кроме как "С чем вы пожелаете ваш минет?", да к тому же не может вспомнить дня рождения своих детей, если я тебе о них не напомню? Она никогда не любила Фред больше, чем в те моменты, когда Фред сажала ее на место. Ни один мужчина не смог этого сделать, а эта маленькая, щупленькая девушка могла. В такие моменты она лишь пожимала плечами и высокомерно констатировала: Ну должна же у вас гоев хоть какая-то миссия быть в жизни. А то вы без нас, "грустных евреек бальзаковского возраста", опять наберете 32 килограмма и будете лить крокодильи слезы по какому нибудь гею. Я набрала всего 29!, восклицала в ответ Фред и они обе хохотали, почти задыхаясь от смеха, не сводя с друг друга глаз. Потому что один взгляд на другую и новый приступ смеха приступал к горлу не дав последнему стихнуть... Им не нужны были шутки, им не нужно было корчить рожиц, им не нужно было стараться, они смеялись просто так - потому что было смешно. Потому что была Фред... I have walked and I have I prayed. I could forgive and we could start again. In the end, you are my one true friend. Холодные пальцы, которые сжимали ее ребра, ослабили свою хватку и она вновь дышала. Дышала жадно, глотая воздух так, как это делала Фред. Яхве, Крэбб глотала все что попадало ей в рот, это было чем то вроде идентифицирующей черты ее характера. Но воздух, воздух она глотала по иному... Словно ловила снежинки: открывала рот, ждала прохладного бриза и издавала громкий "хап", как только воздух приходился ей по вкусу... Гарайи помнит, как она поворачивалась после этого к ней, со все еще широко раскинутыми руками и говорила чуть оправдывающимся, но и чуть высокомерным голосом: Все равно вкуснее вашего салата... Куда ушло время? Люди смеялись над фразой "Like sands through the hourglass, so are the days of our lives", но Гарайи знала насколько правдива она была. Сколько смысла она в себе несла. Сколько воспоминаний... Голос Бетт все еще тихо наполнял комнату, уже не раздражая каждый нерв в теле, скорее существуя в параллельном течение, где оно не могло касаться ее тела. Она протянула руку и притянула к себе плед лежащий на другой стороне кровати. За все эти годы она так и не научилась спать на середине. Ей казалось, что виной тому была надежда. Вера, что в один прекрасный день на той стороне будет лежать родственная душа. Что она найдет еще одну такую. Что мир не сошелся клином на Фред... Белый плед зацепился за книгу лежащую на покрывале, она потянула плед сильнее, книга перевернулась и раскрылась и... И в миллисекунду, в этом движение ее руки она поняла настоящую причину по которой она все еще была одна. Причину по которой на другой половине кровати лежала тяжелая, старая книга, а не теплый, близкий человек... Она посмотрела на подушку, на которую вот уже 8 лет никто не клал головы, на покрывало, которые укрывало лишь ее, на матрас, который имел небольшую впадину на левой стороне и был совершенно новым на правой... Она будто смотрела на свою жизнь. На жизнь разделенную на две части. Одну по истине прожитую, полную радости, долгих ночей, слез и смеха, счастья. Полную людей и человеческого тепла. И вторую, полную горечи и разрушенных планов. Пустоты и мертвых вещей. На жизнь во вне. На жизнь, в которой она не смогла найти места прощению. Она не смогла простить Фред за... Она не смогла. For all, all the times you closed your eyes, allowing me to stumble or to be surprised, by life, with all it's twists and turns. I made mistakes, you always knew that I would learn. В 89-ом они поехали в Германию. Это была одна из тех поездок из которых люди не возвращаются теми, кем они уезжали. В аэропорту она была не впервые. Магловские способы перемещения ей нравились. Самолеты, поезда, машины... Это все напоминало ей о детстве. Фред никогда не понимала прелести этих "штучек", как она их полюбовно называла. Штучки для маглов, Дизраэли, - говорила она умным видом, и добавляла, между прочим, по поводу и без, - а косметика для страшных людей. Сколько уже раз я тебя просила почаще пользоваться ею, а? Она рылась в своей сумочке, мямля что-то про то что бюрократия их всех поимела и еще не раз будет иметь, и что африканцам повезло, что они еще не открыли для себя бумагу, ибо рисунки на пещерах с собой в аэропорт не потащишь. Фред тихо посмеивалась над ней где-то в стороне, зато люди в очереди смотрели на нее странным взглядом, таким, каким они обычно смотрели на жующую что-то Фредерику. В какой то момент она не выдержали и гавкнула на одного из детей, который зарился на нее во все глаза. Голос Фред расхохотался и она тоже начала смеяться. Сначала смех был удушливым, сдержанным, затем она подняла глаза на Фред и тут ее понесло. Хохот подкатил к горлу и вырвался, отдаваясь эхом в огромном аэропорту... Люди смотрели на нее будто на сумасшедшую и она не могла понять в чем дело. Они провели целых два месяца в деревне в Шотландии, только она и Фред, и может они отвыкли немного от людей, но не настолько, чтобы смотреть на них, как на рекламный плакат для психушки номер 13. Смешно. В каждой очереди, в каждой, а уж особенно в аэропортах, всегда есть один сумасшедший, который привлекает к себе внимание. И если Вы не нашли этого сумасшедшего, то у меня для Вас плохие новости: скорее всего он это Вы. Она тогда не отреагировала. Наверное сработал какой-то механизм самосохранения... Она лишь шушкнула Фред, на что та лишь грустно улыбнулась... Сейчас, думая назад, ей кажется, что эта улыбка была не грустной, нет... Она была знающей. Предвещающий конец. Пророческой. Она помнит, что они говорили очень много во время этого полета. Фред обычно не любила говорить пока они находились на "штучках", всегда молчала, а в этот раз нет... Она говорила так много... Даже не заметила, что во время обеда ее обделили вниманием и едой. Гарайи тогда опять не отреагировала. Проклятый механизм... Фред громко распространялась про тот несчастный случай, когда им взбрело в голову покрасить волосы. Гарайи твердо решила перекраситься в пепельный цвет, а Фред настояла на цвете, который был подозрительно похож на ее натуральный. - Ну что, я похожа на Мерил? Блин, я ни капельки не похожа на Мерил! Эта краска точно как Уилл, денег стоит, а толку нет! - Ну хорошо, а мой как? Мой как? - Фред, это тот же цвет, что был раньше. - Что? Не может быть! - Ты только что потратила два часа своей жизни на то чтобы потратить волосы в точь-точь тот же цвет, что у тебя был от мамы с папой. Поздравляю, ты дура. Они тогда не думали ни про что. То есть Гарайи тогда не думала ни про что, у Фред такой вредной привычки как думать по жизни не наблюдалось. Они жили, как будто завтра может не быть. Она даже не вспоминала своих детей. Эта эгоистичная еврейская натура была позором всех еврейских мам, ибо она даже не подумала позвонить и дать знать где она. Где они. Они. Она так долго была одна, что иногда забывала, что теперь есть они... And when I left, it's you who stayed. You always knew that I'd come home again. In the end, you are my one true friend. Тебе нужно ехать домой. Это было четыре страшных слова, которые перевернули ее жизнь в том далеком 90-ом. У нее остался привкус после Германии. Осадок, который лежал тяжелым грузом под желудком и будил ее по ночам. Иногда она не могла найти Фред и это ее очень пугало. Иногда она просыпалась и смотрела на то, как Фред стояла у окна и зачарованно глядела на луну. Иногда это пугало ее еще больше. Она не была сумасшедшей. Она знала. Она помнила 79-ый. Она не смогла бы его забыть даже если бы захотела, но... Но она не могла отпустить ее просто так. И эти четыре слова... Они были как последним вздохом перед прыжком в воду. Скоро будет холодно и невозможно дышать. Скоро... Она тогда смотрела на нее с таким всепоглощающим ужасом в глазах, что казалось, что она действительно сойдет с ума. Она не могла еще раз прощаться с ней. Первый раз сломал ее слишком бессердечно, чтобы пережить второй. Она никогда не признала этого до конца, но Фред действительно была ее единственной и неповторимой. И это значит неимоверно много исходя от женщины, которая была замужем пять раз. Фред была всем тем, чем она сама не являлась и это было так... страшно. И захватывающе. А оказалось так трагично... Если бы это была любовь, то она наверняка назвала бы ее "любовью к козлихе". Такая вот злая любовь. В той комнате.. Хотя... В этой комнате, в этой самой комнате где она сейчас жила в параллельной реальности от голоса Бетт Мидлер, она поняла, что им был дан второй шанс. Что ей дали второй шанс. Что все что они не успели, но планировали сделать до... Они все это успели сделать сейчас. И может Фред не была настоящей для других, может они ее не видели и не могли к ней прикоснуться, но то были они. Для Гарайи это не имело никакого значения. Гарайи прожила целую жизнь за эти несколько лет. Она успела прожить такое счастье с памятью, которого многие не могут испытать с живыми людьми. Though love may break, it never dies. It changes shape, through changing eyes. What I denied, I now can see. You always were the light inside of me. I know, I know, I know, I know it was you. Но последние годы. Они не были жизнью. Она существовала. Ожидала возвращения. Чуда. Жила воспоминаниями, которых уже было не вернуть. Желчь, злость и несправедливость наполнили ее. Она была такая злая. Она тогда вернулась домой и просто не смогла остаться. Она перестала функционировать. Да, у нее была семья, были дети, были друзья, но... Но ночные посиделки у Амелии были уже не заменой тому, что она пережила за те годы. И завтраки с Уиллом и Лайлой уже были не те, полные смеха и ожидания, когда же эта сумасшедшая зайдет и сядет за свой четвертый завтрак за день... И Лондон был тоскливее, чем обычно. И дети были уже старше, чем хотелось бы. И мужчины были уже сломанными войной. И страна была не ее страной. Англия, которую она помнила была страной войны. Она родилась во время одной войны, жила во время другой и хотела умереть во время третьей. Пост-военная Англия была побитой. Страна победитель выглядела жалкой. Она чувствовала себя жалкой там. Поэтому она уехала. Да, Швейцария была холодной, но люби были приветливыми и никто не копался в твоей душе. Никому не было до тебя дела. Абсолютно никому... Она не была одинокой, нет. Просто со временем она стала одиночкой. И когда Уилл приезжал к ней с детьми она не могла дождаться того чтобы они уехали обратно. Это было не от того, что она перестала их любить, просто она забыла как... Она отвыкла от людей. Перестала видеть прелесть в людях. Отказывалась. Люди стали ее "штучками" - они были нужны другим людям, но не ей. Ей нужна была Фред и она собиралась ждать ее до самого последнего дыхания... В какой момент ожидание стало жизнью? Где-то по пути она забыла каково это было - любить жизнь благодаря Фред. Любить саму Фред. Она все еще помнила что они делали, через что прошли, что пережили, но она забыла почему. Почему они... она наливала стакан горячего шоколада полного до края и потом забиралась на крышу, чтобы посмотреть рассвет с Фред. Забыла зачем они покупали 3 курицы гриль - на всякий случай. Зачем они никогда не были ни на одном аттракционе... Кажется Фред боялась каруселей... А может их боялась она сама... Трава под ногами, ветер в волосах, изморозь на коже, солнечный свет образующий фиолетовые круги перед глазами и соленая вода ласкающая твое тело - это все все еще было. Она просто забыла, как этим наслаждаться. Она забыла Фред... В какой то момент она решила, что быть злой, ворчащей старушкой легче, чем жить. И не было Фред чтобы напомнить ей, что жить нужно просто чтобы жить. I have walked and I have I prayed. I could forgive and we could start again. In the end, you are my one true friend.
полная версия страницы